Уйти, улыбаясь

Самая долгоживущая модель новосибирского трамвая, КТМ-5, скоро исчезнет с наших улиц. Но уйдёт ветеран ярко – в экстравагантном наряде стрит-арта. И мы, пожалуй, будем скучать.

     КТМ-5 (или в полной заводской маркировке КТМ-605) прожил с нами дольше всех прочих трамвайных брендов – с конца 1980-х до 2020-х. И на обобщенный образ новосибирского трамвая у него, наверное, больше всех прав: судьба этой рельсовой машины – рефлексия новосибирской истории, новосибирской эстетики и новосибирского «я».

     К слову, об эстетике. В отличие от автомобилей, трамвай гораздо позже получил дизайнерское осмысление. Над красотой автомобильных форм человечество задумалось практически сразу же, как только осознало безлошадную телегу насущным средством передвижения. Трамвай же первые сорок лет своей жизни (с тех пор, как произошёл от омнибуса и конки) выглядел просто как сундук с дверьми и окнами. О высокой скорости этого транспорта никто поначалу обстоятельно не думал. А раз не заботит скорость, то и аэродинамикой можно не заморачиваться. Именно аэродинамика – главный форм-фактор транспортной красоты. И в пору, когда автомобили уже пленяли изысканной чувственностью форм, трамваи выглядели как ящики из дерева и клепаного металла.  

     Первыми над дизайном трамвая задумались американцы: в начале 1930-х на улицах тамошних городов появились трамваи серии РСС, состоящие в зримом родстве с железнодорожными локомотивами – тоже тяготеющие к стремительному силуэту ракеты или пули. В сугубо инженерном смысле предком американских трамваев РСС был четырехосный трамвай бельгийской марки La Croyère.

     Но это было чисто техническое отцовство – на вид-то бельгиец был всё тот же «гроб на колёсиках», как и все европейские трамваи. Американские новички их триумфально превосходили и по эстетике, и по эргономике. Более вместительные и более маневреные – вместо жесткого, как табуретка, двухосного шасси у них были поворотные колесные тележки. По две на вагон, у каждой – по четыре колеса на двух осях. Более быстрые. Восьмиколесный трамвай был гораздо длиннее предка из 1890-х, третья дверь в середине кузова ему очень пригодилась.

     Эта передовая концепция настолько прочно ассоциировалась с американской инженерной традицией, что в СССР 1930-х отечественная версия восьмиколёсного трёхдверного трамвая звалась «американкой». Да, в рус-шансоне про девчонку-хулиганку под словами «шарабан мой, американка» фигурирует именно этот прогрессивный транспорт.

     Ходили «американки» по двум советским столицам – по Москве и Ленинграду. Города попроще донашивали-докатывали непритязательные двухосники – от коломенского завода, немецкие, английские или бельгийские (ещё из дореволюционных поставок). Только по Одессе ходили четырехосные La Croyère (Одесса ещё до революции была модницей-технократкой, она тут вообще в отдельной номинации).

     Впрочем, несмотря на престижность, московско-ленинградская «американка» выглядела без замаха на элегантность – тоже ящик, пусть и с бОльшим преобладанием металла над деревом.

     Полновесный же прорыв в красивое случился в 1936-1938-х годах – когда московский завод СВАРЗ выпустил прорывные для СССР трамваи М-36 и М-38. «М» в маркировке означало «московский» – предполагалось, что первыми на этот футуристический транспорт пересядут жители столицы. В отличии от прежних моделей, кузов новинки был цельнометаллическим, а технология пресс-формовки позволяла придать ему пластичные, выразительные формы. М-36 был даже ближе к современным трамваям – он имел четыре двери. Забавно, что в газетной статье, посвященной дебюту трамвая, журналист напутал с числом дверей – написал, что их ПЯТЬ. Мол, это ещё лучше, чего там мелочиться-то!

     В М-38 дверей стало три – конструкцию чуть упростили, ибо М-З8 должен был стать тиражным трамваем для всего СССР.

      У этой модельной линейки даже первый заводской окрас был подчеркнуто новаторский, «не трамвайный» – «нэви» (или «флотский синий»), плотный голубой плюс «ивори».

     Для довоенного СССР М-36/38 оказался даже избыточно передовым – его пантограф ломался на «узловатой» контактной сети, потому у многих машин его вскоре заменил бугель. Да, архаично. Да, снижает скоростной максимум и не позволяет давать задний ход. Но зато самые корявые провода вытерпит.

     Увы, массовым трамваем этот красавец не стал. Потому что вслед за 1940-м был 1941-й. После войны эту модельную линейку не стали возобновлять, часть трамваев раздали по другим городам – в Ярославль и Сталинск (Новокузнецк), а оставшиеся в Москве доходили до 1971-го. В Новокузнецке М-38 был любимцем фотографов: даже с бугелем он олицетворял техно-футуризм аж до 1960-х.

    Вообще, удивительно – эти трамваи выглядели более модерново и стильно, чем послевоенные модельные линейки – «МТВ-82», производившиеся в Москве и «РВЗ-6», выпускавшиеся в Риге на базе чуть переосмысленного проекта «МТВ».

    Если поставить рядом всю компанию – «эмы», «эрвэзешки» и «эмтэвешки» – неотточенный взгляд ни за что не определит старшего в семье. «Рижане» там будут смотреться самыми старинными на вид, самыми далёкими от понятия «актуальный дизайн».

     По городам бывшего СССР «пятёрки» снуют в компании более молодых собратьев по бренду. А то и в гордо-печальном одиночестве, почти дойдя до состояния консервных банок. Или в обидном соседстве с более бодрыми ровесниками — пучеглазыми чешскими «татрами». Как российский аналог которым они, собственно, и задумывались в 1963-м. 

     Первый, нетиражный, но реальный трамвай-прототип 1965-го походил на «чеха», как братишка — родство было очевидно всем. Те же милые округлость и глазастость. Но потом было решено, что для такого дизайна придётся формовать слишком много композитных пластиков. А фиберглас нам для баллистических ракет нужнее.

    Потому в серию была направлена модификация с жёстким, огранённым силуэтом и характерными гофрированными стенками.

     В середине десятилетия эти формы смотрелись очень авантажно. А ко времени массированного запуска на дворе уже был 1968-й, и округлость ранних 1960-х стала совсем demode. Впрочем, коробчатость как дизайн-тренд устарела не менее быстро. Уже к концу 70-х «пятёрки» выглядели достаточно устало, хотя и производились ещё целое десятилетие. К тому же выяснилось, что рельефные борта из гофролиста отлично мнутся. И в итоге пожилой трамвай выглядел как усталый воскресный батя, одетый в несвежую полосатую майку.

    Впрочем, для Новосибирска 1980-х появление «катеэмов» было радостным событием – очень ж нестолично выглядели к тому времени желто-вишнёвые «РВЗ-6» – словно гости, закатившиеся из условных американских тридцатых.

    К тому же, они драматически не соответствовали климатическим реалиям Новосибирска. На ничем не покрытых металлических поручнях зимой оставался эпидермис с ладони (если неосмотрительно взяться за поручень без варежек), а ландшафт за окном исчезал в ноль под толстым слоем инея. Наконец, «РВЗ-6» был очень скуп на двери – по одному выходу в голове и в хвосте. Потому пассажир, в час пик загостившийся в середине вагона, мог быть наказан принудительной поездкой до конца маршрута.

    Они прожили с нами и финал 1980-х, и все 90-е, и два десятилетия Миллениума. Прожили, олицетворяя все невротические гримасы этих эпох. И безденежье, и ветшание, и умственный залп «Да лучше двадцать пазиков!», выданный статным мужчиной с красивым баритоном. И попытку объявить трамвай «проклятым наследием совка» в угоду чёрным бумерам и тойотам-марк два.

     Когда катеэмовские сиденья заводского исполнения пали под напором времени и вандалов, их заменили суровейшие на вид (и наощупь тоже) «аналоги» из досок.  Некоторые КТМ-5 были настолько изнурены судьбой, что с такого дощатого трона в прорехи проржавевшего пола даже можно было разглядеть вертящееся у тебя под ногами колесо. Такой аттракцион был доступен, например, на маршрутах от метро «Заельцовская». Очень медитативное было зрелище, да!  

     Новейшая история КТМ-5 в Новосибирске была не менее причудливой, чем его младенчество в Челябинской области. Часть трамваев пошла под резак, отдав шасси и раму белорусскому потомку – трамваю «БКМ». Изначально эта линейка и «сочинялась» на минском заводе «БелКоммунМаш» по мотивам знаменитого советского трамвая – чтобы побыстрее и подешевле пустить в дело максимум наработок усть-катавской «пятёрки». На её обновленное шасси ставился минский корпус – получалось дешево-сердито и стильно-модно-молодёжно. Другая часть трамвайной популяции преобразилась в канве изначальной эстетики целиком силами новосибирцев: корпус получал новую обшивку, распашные двойные двери взамен одиночных откатных, новую контуровку окон. В середине корпуса окна сделали заниженными. Трамвай как бы с детским простодушием притворялся низкопольным (реально он таковым не был, но выглядело такое «дорого-богато»). Первенец проекта получил чарующую фиолетовую окраску с перламутровым отливом. Последующие тоже окрашивались интересно (и практически без традиционной для трамваем цветовой схемы «алая середина, белые края»).

     А поскольку борта обновленных трамваев в новой обшивке стали гладкими, это в итоге вдохновило город и на более смелую эстетику – художники-граффитисты из арт-группы «ТАКНАДО» одели борта «катеэмов» в свои картины. Оказалось, что стрит-арт очень к лицу нашим трамваям. Кстати, трамвай на американском английском – «стрит-кар», а вовсе не «трэм» как в советских учебниках. Вот такая межконтинентальная симметрия. Мы же, как никак, СибЧикаго.

     Скоро эти пестрые трамваи, наверное, окончательно вытеснят их более модерновые собратья – полу-низкопольные, а потом, быть может, и целиком низкопольные, максимально близкие к проворству и простору метрополитеновских вагонов. Но пока они с нами – по-летнему праздничные на зимних улицах и такие естественные своим цветущим колоритом под летним солнцем. Живые, обаятельные и любимые. Люби его, пока он живой…  

Игорь Смольников